Я долго думал о том, что в «Воццеке» может «зацепить», заинтересовать современного человека. В этой опере есть темы, которые нам уже привычны – «маленький человек», проблема социального сочувствия и т.д. Но есть и другие, не менее важные. Такая сложная, серьезная и глубокая музыка не может рассказывать только про социальный аспект жизни, а атмосфера тотального несчастья, существующая в этой опере, не может быть обусловлена только им. Поэтому в спектакле мы выносим за скобки ужасный социальный фон нищеты и армейской жизни начала XIX века, чтобы рассказать о проблеме психологической, даже экзистенциальной. Это современная история про современных людей.
При отсутствии внешних бурь и потрясений, при неком благополучии и даже комфорте жизни что-то происходит с современным человеком. Какая-то страшная зарутинированность. Отсутствие остроты жизни. Нет чувств. Всем все более-менее все равно. Тем не менее, люди ощущают потребность выйти за пределы этого круга – но каким-то образом подменяя реальность, пытаясь найти какой-то суррогат, переносясь в сферу неподлинного. Чаще всего тайно или под другими масками.
Я хотел зафиксировать скрытые болевые места человека, сформировавшегося в конце XX века, человека, живущего в большом городе, в мегаполисе. Эта боль не на виду, но ее чувствуешь, даже если не признаешься себе в этом.

Дмитрий Черняков

В «Воццеке» есть и приемы постромантизма, и вполне современной музыкальной эстетики. Здесь «караул» в каждом такте и негде спрятаться. Поэтому самый сложный момент – инструментальная ритмическая дисциплина. Чтобы все, что делаем, было абсолютно точно и абсолютно прозрачно.

И так не потому, что я это делаю – это музыка делает. Она сама по себе приподнимает потолок музыкальных требований. Поэтому мне кажется, что если музыкант сыграет это произведение – просто то, что написано в нотах, точно, на сто процентов – для него лично это будет колоссальный прогресс.

«Воццек» увеличивает, открывает сознание человека. Вещи, которые ты знаешь, могут быть хороши. А «Воццек» что делает? Он не говорит тебе вещи, которые ты знаешь. Он говорит о вещах, которые ты вроде бы знаешь, но оказывается, что не знаешь. И показывает тебе силу твоих возможностей. Что ты можешь больше, чем ты думаешь. Что твоя фантазия – если ты можешь расслышать эту музыку – гораздо шире, чем ты думаешь. Поэтому в этой музыке есть позитив. Нет негатива. С одной стороны, это деструктивная история падения среднего класса. С другой стороны, это такая акция по расширению фантазии музыканта, расширению тональности, расширению полифонических возможностей, расширению восприятия музыки. Поэтому эта музыка незаменима. Ты там находишь самого себя, которого ты до этого не знал.

Теодор Курентзис, интервью для буклета спектакля

Навязшей в зубах темы маленького человека в безуспешном борении против махины несправедливого общества Черняков постарался избежать. Увиденное им общество болеет не социальной иерархией, а именно дурной обыденностью.

газета «Коммерсант»

Если Берга интересует индивидуальное, то Чернякова – типовое. Берг вывел на сцену нестандартный клинический случай. Воццек же Чернякова – один из нас. Все семьи несчастны, и все несчастны одинаково.
Финал спектакля – смысловая полифония музыки и сцены. Здесь выясняется, что, по сути, Черняков, как и Берг, тоже видит за бытовой и социальной правдой правду экзистенциальную. Трагическая кульминация разворачивается на ре-минорном интермеццо. Только в спектакле Чернякова просвета, который все же виднелся у Берга, не остается вовсе. Если бы Воццек умер, всем стало бы легче. Но Черняков оставляет героя, потерявшего смысл жизни, жить. Катарсис режиссер у нас отнимает.

газета «Ведомости»