Пресса

«Дядя Ваня» Жолдака: желание и нехватка кислорода

Спектакль Андрия Жолдака "Дядя Ваня", поставленный режиссером с репутацией мастера эпатажа с актерами финского театра "Klockrike", показали в рамках "Маски Плюс".

Предыдущие спектакли Жолдака отличались радикальным подходом к тексту - режиссер или полностью менял контекст, или скрещивал пьесы разных эпох и стилей, или занимался тотальной реконструкцией, оставляя лишь набор реплик, уводя сюжет в зону невербального высказывания.

В финском спектакле "Дядя Ваня" чеховский текст звучит полностью, без купюр - порывистый пластический рисунок, повторение и запараллеливание мизансцен, одни и те же предметы, становящиеся ключом к взаимоотношениям героев, - все это находится в сложном взаимодействии с хрестоматийными репликами. Кажется, что яростная мизансценическая картина спектакля в версии Жолдака находится в споре с будничным, неспешным, непрямым, порою праздным, диалогом пьесы. С самого начала, в бессловесной прелюдии, задано сексуальное остервенелое напряжение между людьми, в котором есть даже что-то мистическое, что-то от космоса.

Астров замер на стуле в напряженной позе как будто в ожидании свершения своей судьбы - появление Елены Андреевны для него как северное сияние или солнечное затмение, как знак чего-то неотвратимого, с чьим величием он не может справиться. Образ самой Елены Андреевны Жолдак выстраивает, оттолкнувшись от характеристики, данной ей влюбленным Астровым. В этой Елене Андреевне, как ее играет актриса Линда Зилиякус, действительно, течет русалочья кровь - она появляется на сцене в блестящем вечернем платье, напоминающем стального отлива чешую, заканчивающимся раздваивающимся хвостом. Елена Андреевна лежит на деревянных мостках, переливаясь в оранжевом цвете софитов, а Астров не может отвести от нее глаз. Его ухаживания здесь лишены привычной обаятельной развязности или кокетства - в системе координат Жолдака это чувство совсем не праздный флирт. Скорее, это порывистые, отчаянные приступы. Сама Елена Андреевна тоже не плавает величаво в этом пространстве из дерева и воды, она также пристально следит за Астровым, как он за ней - замирает на стуле, поджав коленки, а в какой-то момент связывает свои волосы с его длинными локонами, прижимаясь к нему спиной.


Само пространство, как его выстроил художники спектакля Андрий Жолдак и Тита Димова, делает Войницевку, в которой по сюжету разворачиваются события пьесы, похожей на чистилище. Много натурального нелакированного дерева - застекленная веранда в углу слева, шкаф-камера справа, в стене которого проверчены глазки. Елена Андреевна исчезнет там вместе с профессором, а дядя Ваня и Астров прижмутся глазами к глазкам, совсем забыв про Соню, которая будет нетерпеливо пытаться привлечь внимание доктора. Прижмет к глазам две круглые плошки, засмеется, но вдруг заметит, что короткая шутка уже неинтересна изнемогающему от желания Астрову.

Центр сцены занят деревянными мостками, между которыми - квадрат воды, то ли река, то ли искусственный пруд. В глубине - частокол из светло-желтых прутов. На авансцене, на деревянном берегу стоит ящик с яблоками, клумба с цветами. В деревянной стене справа - два маленьких окошечка - в начале спектакля оттуда будут сыпаться перья, как будто из птичника. Вообще, все первая сцена будет создавать образ деревенской идиллии, прочного налаженного хозяйства - Соня будет перекликиваться с птицами, Марина и мать Войницева, объединенная здесь в одного персонажа, будет находить свежеснесенные куриные яйца в самых неожиданных местах. Однако со временем, этот деревянный дом будет все больше похож на последнее, пригодное для жизни, прибежище, в котором воздух выгорает изнутри. Соня и Елена в сцене своего примирения вдруг ощутят нарастающий жар - Елена будет яростно трясти подолом платья, а потом обе откроют деревянные окошечки, пытаясь втянуть как можно больше воздуха в легкие. Но кажется, что снаружи только жар и огонь - оранжевые всполохи, нарастающий потрескивающий гул. Когда в финале герои будут выходить наружу, создастся ощущение, что они отправляются прямо в пекло, в страшное ничто, а пространство внутри будет похоже на горящую баню. Иван Петрович и "галка-маман" вдруг потеряют все остатки осмысленности на своих лицах - Иван Петрович будет как будто по инерции тыкать нервной рукой, сжимающей перо, мимо деревянной чернильницы, под яростную Сонину игру на флейте.

Как обычно, Жолдак насытил свой спектакль многочисленными метафорами, завязанными на предметах, обладающих многовековым культурным и мифологически шлейфом - в "Дяде Ване" таким символическим ключом становится яблоко. Герои яростно, с чавканьем поедают их, буквально вгрызаясь, изнемогая от желания и страсти. Нервный, почти юродивый профессор Серебряков становится свидетелем сексуальной сцены между Астровым и своей женой - те только яростно рубят ножом яблоки на тысячи долек на деревянном столе. Астров собирает все это в скатерть и убегает к себе с мешком через плечо.

Находя множество точных образов, визуализируя, например, схожесть судеб Елены Андреевны и Сони (Елена Андреевна смотрится в зеркало, и видит в него Соню, прильнувшую с другой стороны), режиссер утверждает эти находки на протяжении всех четырех часов спектакля, постепенно обостряя томление героев в этом пространстве с выгорающим воздухом. В какой-то момент, когда уже все понимаешь про отношения между Астровым и Еленой Андреевной, про безвыходную судьбу Елены Андреевны и Сони, про жалкость и бессмысленность алкоголика Дяди Вани, становится уже не так интересно следить за сюжетом, который и так хорошо известен.