Театральная компания ЗМ
по роману Саши Соколова

Между собакой и волком

«Формальный театр», Санкт-Петербург
Премиии «Золотая Маска» 2006г. - «Лучший спектакль-новация», «Приз критиков и журналистов»
Режиссер Андрей Могучий

Сценография и костюмы Андрей Могучий, Алексей Богданов

Художник по свету Денис Солнцев

Мультимедиа художник Александр Малышев

Музыкальные руководители Виталий Салтыков, Юлия Кемерис, Людмила Шкертиль

Подбор музыкального материала Владимир Бычковский



Артисты: Людмила Шкертиль, Татьяна Луцко, Светлана Могучая, Анна Мамонова, Олег Жуковский, Александр Машанов, Дмитрий Готсдинер, Виталий Салтыков, Денис Ширко, Аксель Шрик, Вадим Волков, Дмитрий Воробьев, Арсений Могучий, Мария и Иван Могучие, Федор Лавров, Максим Гудков



Продолжительность 1 ч. 40 мин.



Спектакль создан при поддержке Национального театра Ниццы и Академии Российской культуры в Ницце


Важнейшее свойство спектакля – текучесть. Режиссер размывает структуру романа, снимает персонификации. Совокупная жизнь насельников Заитильщины – уродов, калек, пьяниц, горе-рыбаков, одноногих конькобежцев, бобылей и бедолаг, любимых детей Божьих – интересует его больше, чем жизнь и излияния инвалида Ильи Дзындзырэлы. Героем спектакля становится сам Итиль, он же Волга, или, по-другому, Волчья река, кормилица и погубительница. Я пойму тех, кто скажет, что главным героем в спектакле Андрея Могучего стал сам роман Саши Соколова, но вряд ли соглашусь с ними: роман лишь наперсник героя. Или, если угодно, проводник мифа. Поэтому, в частности, театральное действие сохраняет лишь память о литературном тексте. Оно голосисто, однако немногословно. Режиссер чуток к текстуре словесного ряда, он находит замечательные способы перевести письменную речь в музыкальные гулы и видения, непостижные уму. Сам процесс перевода, поиск зримых форм, впитывающих слово, приносит Андрею Могучему наслаждение, но не является самоцелью. Могучий умеет ставить спектакли, полностью умещающиеся под вывеской «Формальный театр», но «Между собакой и волком» не из их числа. В состав таланта Андрея Могучего входит дар тонкого вслушивания, но не дар твердого послушания. Природная тонкость дает ему право доверяться волнам, веяниям, неявным связям; научившись беспромашно превращать их в четкие структуры («Примет форму и волна/ Под рукой поэта», как сказано в «Западно-восточном диване» Гете), он сумеет исполнить свое театральное предназначение.
«Время новостей»




Сделанный Могучим перевод романа Саши Соколова на язык театра замечательно красив, но вот беда: он почти не поддается обратному пересказу. Его ткань груба и нежна одновременно, в нем есть озорство и органичная патетика, но что-то главное враз не формулируется, как будто Андрей Могучий назвал свой театр «Формальным» в насмешку над рецензентами.

Несомненно, что мы имеем дело с очень своеобразным авторским методом. Но при попытке его описания берет досада. В пересказе приемы, из которых собран спектакль, кажутся заношенными едва ли не до дыр. Простое перечисление сценических событий способно разве что сбить с толку, но никак не объяснить, почему спектакль Андрея Могучего выглядит цельной, живой и полнокровной картиной мира, в которой всякая рухлядь к месту и всякое лыко в строку. Театральное зрение Могучего устроено как у стрекозы: на сцене живет и колобродит столько всего сразу, что образ спектакля, цепко угнездившись в голове, никак не ложится на язык. С романом Саши Соколова происходит то же самое. В память намертво впечатывается лишь эмоциональный след да восторженное изумление: эк заковыристо все сделано!
«Ведомости»





Могучий создает что-то странное – не историю с началом и концом и даже не какую-то объяснимую череду картин, а некое нерасчленимое вещество театра, которому, если и есть аналогия, то разве что в таком же нерасчленимом веществе языка, из которого слепил свой роман Саша Соколов.
Изображение двоится, троится на прозрачных завесах, титры, обозначающие начала картин мало о чем говорят, на заднике брейгелевские сюжеты сменяются другими кадрами – головой страшного волка с красными глазами, лицом девушки, взлетающей на качелях. Множится и звук – заплачки, тягучие песни, дикие частушки вплетаются в синкопированный ритм духового оркестрика, герои что-то говорят, но что именно – в этом густом звуковом вареве не разобрать.
Клоунада сплавляется с лирикой и тревогой. Убийцы, насильники, воры, точильщики, утильщики и конькобежцы – все смешалось в едином пространстве культуры, где есть и Пушкин со своим мифом, и Брейгель, и русский балет, и детсадовский заяц, и нищая Заитильщина. И где такой пронзительной и зримой оказывается мечта о рае.
«Газета.ru»