Интервью В.

Загримировав лицо белым, одевшись и расслабленно сидя за столом, Сергей Азеев рассказывает «не свою» жизнь. Из рассказов вырастает облик очень трезвого, сбалансированного и рискового человека, глазами которого мы видим весь комплекс «проклятых русских вопросов». Но странное дело – и сам прототип, и его «реинкарнатор» избегают тривиальности, говоря об эмиграции, глухоте публики, усталости от необходимости «работать» артистом, то есть о том, что и так известно. Иногда, в одно касание, Азеев напоминает о знаменитой картавой манере, но тут же соскальзывает с нее, избавляясь, как от надоевшего бремени. Рассказы прерываются затемнением и магниевыми вспышками фотокамер, выхватывающими позы «Пьеро». В самом конце вышедший с планшетом в руках режиссер снимает крупным планом лицо артиста, с которого грим уже почти стерт. А «артистических» гримас почти и не было.
Сергей Азеев не играет звезду, но обладает грацией, делающей эту самую «звездность» физически ощутимой. То есть перед нами – задокументированная персона, в которой прекрасно расположилась личность артиста, живущего совсем в другом времени. Кстати сказать, наполненном такой же трагической любовью к родине, как и сто лет назад.

Сергей Азеев не поет ни одной песни Вертинского. Не потому, что не умеет петь, а потому, что здесь это художник, лишенный голоса. Эта работа выводит жанр под названием «Вертинский» из эстрадного, концертного контекста в дискуссию о сталинском времени и о миссии художника в целом. Здесь доминанта – сложная биография художника и мучительность его существования в золотой клетке советского периода. Драма позднего репатрианта Вертинского помещена едва ли не впервые в точно такой же контекст, что и у Прокофьева и Куприна, Горького и Булгакова. Артист рассказывает о неуютности существования, о двойной морали художника, который пытается быть лояльным строю и одновременно существовать в диссидентской опале. «Одни слова для кухонь, другие для улиц» – даже в общеизвестной биографии «Дорогой длинною» что-то написано для вождя, а что-то от сердца. Работа Романа Кагановича рассказывает о том, как мучительно быть артистом, то есть быть копией того времени, которое тебе досталось. 

За весь спектакль песня Александра Вертинского прозвучит лишь однажды – и то акапельным контрапунктом. Для байопика о шансонье это ход программный. Режиссер Роман Каганович и Сергей Азеев делают спектакль не о бронзовой легенде, а о живом человеке. Вот он стоит в прологе, полностью обнаженный – и за время «интервью» будет постепенно обнажаться еще больше. Тексты из книги воспоминаний «Дорогой длинною» превращены в интервью-монолог. Сергей Азеев накладывает грим перед селфи-лампой и спокойно рассказывает: смерть матери, трупы в санитарном вагоне, карниз, усеянный склянками с кокаином, унижение и гордость скитальца без родины. И оказывается, что сделать Вертинского современным можно, просто слой за слоем сняв с него застывшую маску Пьеро. Постоянное мерцание между человеком и маской создает удивительный эффект: Сергей Азеев одновременно совершенно непохож на великого шансонье и все же до неразличимости – Вертинский.

На странице использованы фотографии Натальи Кореновской