Серотонин

Спектакль Андрея Прикотенко полон остроумнейших деталей, в нем море иронии, и ощущение беспросветного отчаяния передается не иллюстративными сценическими средствами, а сложно выстроенными ходами. Игровая, порой хулиганская фактура спектакля составляет контрапункт с тяжелым, болезненным, депрессивным содержанием. На площадке действуют трое буффонов в гофрированных воротниках фреза: к постоянно присутствующему на сцене Ивану Волкову поочередно присоединяются София Никифорова и Александр Кудренко/Олег Рязанцев (они сменяют маски различных персонажей, о которых повествует Флоран). Небрежно намазанные на лицо белила – знак принадлежности к племени гистрионов, это бледность меланхоличного Пьеро, невротичного шута. Шапочки для душа становятся шутовскими колпаками или масками, натянутыми на лица. Фарсовые ноты явственно звучат в спектакле, в котором речь неоднократно заходит об импотенции, побочном эффекте от приема антидепрессантов, – образы «материально-телесного низа», откровенные подробности физиологической жизни переполняют текст, но здесь нет ни пошлости, ни порнографии. Там, где у Мишеля Уэльбека некий перебор занудноватого цинизма, у Андрея Прикотенко и его команды – гротеск, многократное остранение, отчуждение боли легкой, ненарочитой клоунадой.

Андрей Прикотенко выбрал один из самых беспощадных и жестких по отношению к современной европейской цивилизации текстов. То, как он исключительно художественно и снайперски точно, сохраняя и оголяя до предела все острые темы романа Мишеля Уэльбека, перевел его на сцену, дарит зрителю тот самый уэльбековский «гормон счастья».
Иван Волков – Флоран-Клод Лабруст – еще одно снайперское попадание режиссера с выбором главного героя. Практически не вставая из офисного кресла, находясь в состоянии угнетенной психики и под воздействием антидепрессантов, Лабруст–Волков ведет весь спектакль. Он блестяще владеет умением иронично и самым неожиданным образом подавать главные темы и обнажать внутренний актерский нерв в запредельных по откровенности монологах, при этом тщательно скрывая в бесконечном сарказме свою боль. Волков демонстрирует отчаяние не в судорогах психопата, а глубоко изнутри, проживая на наших глазах процесс полнейшего опустошения, физическое зеро, когда сильнее всего накрывает желание исчезнуть из собственной жизни. Катастрофическое сознание, суицидальная реальность, коллапс воли, тоска и бесчувствие, ничто не спасает – the end. И даже любовь в сознании героя, у которого от постоянного стресса и принимаемых препаратов убито напрочь либидо, становится самым величественным катаклизмом, к ней следует относиться, примерно, как к землетрясению или еще одной чудовищной катастрофе. Он бежит от всего. Полное необратимое фиаско. Погоня за счастьем давно и навсегда проиграна.

На стринице использованы фотографии Сергея Колобова